Детство в огне (описано Татьяной Меркуловой по воспоминаниям ее мамы, ребенка войны - орчанки Анны Варфоломеевны Машковой):
"Бабушка моя - Матрёна Харитоновна - родом была из села Гришино Ярцевского района Смоленской области. Было Матрёне всего полтора года, когда умерла её мать, и отец женился вторично на женщине, имевшей своих пятерых детей, поэтому двое приёмных детей (у бабушки был старший брат Григорий) явились мачехе в тягость. Бабушка постоянно ходила голодной, так как мачеха, в первую очередь, заботилась о своих родных детях. Позже брат Григорий женился, и бабушка Матрёна часто приходила в его дом, где находила и хлеб, и кров.
На пятнадцатом году жизни бабушку Матрёну отец с мачехой насильно выдали замуж за нелюбимого. Мужем её стал Варфоломей Никитич Бельский. Он был родом из села Староселье, в которое из Гришина можно было попасть через лес и деревню Зубово. Позже, как говорится, «сладилось и слюбилось». Родились в семье семеро детей. Моя мама родилась самой последней, в 1937 году. Она хорошо помнит тот добротный, стоявший на краю Староселья дом, в котором жили все вместе несколько поколений. Вместе с семьёй Варфоломея в доме жили и его родители, и сестра Нюра, в честь которой назвали мою маму. Перед самой войной родители деда умерли. Дед Варфоломей, понимая, что остался «главой» семейства, решил дом перестроить, укрепить. Именно с этой целью завёз лес во двор, но война планам помешала осуществиться. Позже лес со двора растащили солдаты-партизаны на блиндажи.
На момент начала войны бабушке Матрёне было уже сорок восемь лет. В сорок первом деда Варфоломея призвали на фронт. Мама запомнила, как держала кружку с молоком, сидя на руках у отца. А потом всех призванных провожали. Это были последние, связанные с отцом, воспоминания…
Село Староселье расположено в пятистах метрах от железной дороги и в километре от шоссе Москва–Варшава, построенном перед самой войной. Именно по этому шоссе немцы рвались к Москве…
Бомбили целыми днями. Однажды вечером деревенские девочки пошли за околицу села встречать коров. Группкой они стояли в ожидании своих кормилец. Вдруг неожиданно очень низко над ними появился немецкий самолёт. Лётчик сбросил бомбу. В один миг погибли сразу шесть девчонок! Среди погибших было две родных сестры мамы - Маруся и Нина, которым было по 14-15 лет (они были погодками). Всех девчонок собирали по кусочкам, вместе с землёй, в один гроб. Потом три уцелевших девочки говорили, что слышали смех немецкого лётчика, сбросившего тот смертельный груз. Проснувшись утром следующего дня, мама увидела перед собой бабушку Матрёну и спросила: «Мама, а зачем ты себе на голову насыпала муку?». Бабушка прижала маму к себе и заплакала: она вся была седая…
…В августе того же года мама с подружкой Ниной, жившей в центре села, играли около их дома. Село уже было оккупировано фашистами, и в доме подружки на постое находился немецкий офицер. Зайдя после уличной игры в дом, девчонки увидели на столе хлеб и конфеты. Конечно, тут же всё это съели. А вечером за бабушкой Матрёной и мамой пришёл денщик того немецкого офицера. Офицер очень сильно кричал, затем поставил маму к стенке и выстрелил. Больше она ничего не помнила, так как от страха потеряла сознание. Бабушка Матрёна маму наказала. Не от злобы, а от испуга за то, что могла бы потерять дочь. И строго-настрого велела больше никогда ничего без разрешения не трогать!
Осенью 1941 года на снаряде подорвался мамин брат Андрейка. Из семи детей Матрёны и Варфоломея в живых осталось только двое - моя мама Нюра и её сестра Вера, которая была старше на восемь лет (ещё две дочери умерли перед самой войной).
Детская память сохранила воспоминания времени цветения черёмухи 1942 года, когда немцы ворвались во двор дома в пять часов утра. Бабушка Матрёна уже доила корову. Со словами: «Мать, цурюк» фашисты выбили ногами из-под коровы ведро с молоком, выгнали со двора и бабушку, и её дочерей. Мама с сестрой Верой едва успели накинуть легкие ситцевые платья. Бабушка схватила в руки какой-то кусок тряпки, но и тот было велено выкинуть, как только он попал на глаза немцам. Всем согнанным в центр села жителям велели лезть в кузова грузовых машин, объявив, что везут в Германию. Привезли в Смоленск на железнодорожный вокзал, после чего всех загнали в товарняк. В угол, выделенный для туалета, бросили охапку соломы. Через малюсенькое окошко с решёткой бабушка попросила какого-то пробегавшего мимо работника вокзала найти её двоюродного брата, работавшего там обходчиком железнодорожных путей. Она сообщила подбежавшему брату, что их угоняют в Германию. Брат куда-то убежал, но вскоре вернулся, принеся воду с хлебом, кружку и ложку. Другие рабочие железнодорожной станции тоже старались хоть чем-то помочь всем заточённым в вагоны, просовывая в окошки ту скудную малость съедобных припасов, что у них имелись. Двое суток состав с закрытыми вагонами стоял на вокзале Смоленска. От запаха нечистот, от нехватки воздуха, от смрада люди просто дурели.
На третьи сутки товарняк медленно двинулся. В Барановичах, в Белоруссии, состав попал под бомбёжку. На станции стояло очень много немецкой техники, а состав с невольниками только подошёл. Бомбили советские самолёты. Вагон ходил ходуном. Кричали от ужаса все: дети, мужчины, женщины. 15-летний мальчик Володя, сосед по деревенскому двору, всего этого не выдержал, сойдя с ума.
Бабушку Матрёну с двумя дочерьми Бог миловал: их вагон остался целым. Фашисты согнали всех уцелевших в кучу и погнали в близлежащий населённый пункт, поселив в каком-то двухэтажном бараке. Раненых и больных поселили отдельно в таком же бараке, стоявшем напротив. Мама помнит, как ночью они проснулись от стрельбы. Барак, стоявший напротив, горел. Люди прыгали из окон в надежде спастись, но их тут же расстреливали. Бабушка Матрёна прижала обеих дочерей лицами к себе, чтобы они не видели всего этого ужаса. После этого всех оставшихся в живых погнали куда-то дальше. Поселили в местечке, где раньше жили евреи. Ходили слухи, что все они были расстреляны и погребены в яме, после чего их засыпали землёй. По словам местных жителей, земля после погребения их долго «дышала», так как многие были закопаны живыми. Название этого местечка детская память не сохранила. Мама помнит, что оно находилось около железнодорожного полотна и то, что недалеко протекала река Припять.
В Пинской области, в Полесье, всех угоняемых фашисты поселили в каких-то бараках. В то же время бабушка Матрёна и сестра Вера заболели тифом. Их поместили в отдельно стоящие санитарные бараки. Мама подходила к окошку, за которым лежала бабушка Матрёна и жалобно звала: «Мама, мама». Из окна сердобольные санитарки маме протягивали куски хлеба. В то время за мамой присматривала её крёстная - Серафима Шалдина. Гоняли всех куда-то на работы, расчищать железнодорожные пути. Однажды женщины нашли убитую корову, чему оказались несказанно рады. Это был подарок судьбы, несмотря на то, что мясо было тухлым.
Дальше пеший путь лежал к границе Белоруссии с Польшей. Там, в Польше, их привели в лагерь, огороженный колючей проволокой. Мама запомнила, что на территории его находилось очень много длинных бараков с маленькими окошками, в один из которых они были поселены. Нары, на которых теснились люди, были двухэтажными. Вместо матрасов - солома, пол - земляной. Этот лагерь на два года (с августа 1942 по август 1944 годов) стал «домом» для невольников.
Летом 1944 года советские войска освободили Белоруссию. И немцы, выведя пленных из-за колючей проволоки, стали расселять их в качестве работников по хозяевам в каком-то «местечке», как назывались населённые пункты в Польше. Бабушку Матрёну с дочерьми тоже определили к женщине, муж которой служил на немцев. Хозяйничали здесь венгры. Однажды ночью на местечко напали партизаны. Свистели пули, и все лежали под окнами на полу, боясь, что пуля залетит в дом. Партизаны под утро ушли в лес, а венгры всех стали выгонять из домов, сразу поджигая их. Всё небо было в дыму от горевшего хлеба и горящих домов! Людей согнали в какую-то низину. На деревьях сидели автоматчики, а по всей окружности низины стояло много всадников. Объявили, что за связь с партизанами сначала будут топтать лошадьми, а потом того, кто уцелеет, расстреляют. Стоял страшный крик. Мама помнит, как кричала её сестра Вера, а она прижалась к маме и молчала. Но и на этот раз Бог их миловал! Партизаны захватили какого-то венгерского чина - вот их и помиловали в обмен на его жизнь. Потом всех снова расселили по оставшимся домам, предупредив, что если кто-то попытается убежать, то расстреляют всех остальных.
…Освобождённые советскими войсками бабушка с дочерьми пешком шли через всю Белоруссию. Домой вернулись 30 октября 1944 года, где их ждали сразу два извещения о смерти - деда Варфоломея и дяди Григория - бабушкиного брата. Позже выяснилось, что в то время, когда бабушку Матрёну с дочерьми угнали фашисты, а немцев погнали от Москвы, дед Варфоломей был ранен и попал в госпиталь в своём районном центре - городе Ярцево. Бабы из Староселья, прознавшие об этом, ходили его проведать и сообщили ему, что Матрёна с дочерьми угнаны. Варфоломей, сжимая от ненависти к фашистам кулаки, поклялся отомстить за жену и детей! Погиб он в 1943 году под Рославлем - городом на юге Смоленской области.
…После войны в колхозе не хватало рабочих рук, и поэтому картофель на момент возвращения из плена оставался неубранным. Земля уже покрывалась снегом, а голодные люди босиком копошились в грязи, извлекая оттуда картошку. Из-за слабости мама не могла ходить. Поэтому собирала картошку ползком на коленях. Девять ведер колхозу, десятое - себе. Председатель Филипп Фёдорович посоветовал бабушке работать конюхом, намекая на то, что хоть горсть овса в день поможет семье выжить (в то время за горсть овса и несколько колосков люди получали несколько лет заключения). Мама рассказывала, что для того чтобы хоть как-то справиться с ни на минуту неутихающим чувством голода, собирали лебеду, из которой пекли оладьи.
Однажды мама с подружкой Машей пошли на поле собрать колоски, оставшиеся после уборки урожая. Специально для этого подвязали фартучки. Но на беду заметил их проверяющий, проезжавший мимо верхом на лошади, и заставил из фартучков всё высыпать в землю.
Ещё мама помнит, как начала учиться. В школу сначала не ходила, потому что ноги не держали ослабленное тельце. Учительница приходила домой сама. Позже мама окрепла, и на заказ ей сплели маленькие лапоточки. В них она пошла в школу, неся в руках учебники, перевязанные верёвкой. А зимой на ноги наматывались онучи, поверх которых надевались те же лапти. Вот так и учились!
Дети и война… Эти понятия совершенно несовместимы! Какими беззащитными становятся дети, когда взрослые воюют, решая свои политические амбиции!
Дети войны…. Ещё не поняв жизни, они познали её горечь, бомбёжки, голод! Они разучились шалить и капризничать, рано повзрослев! Память о войне не изгладилась в их душах! Став уже стариками, дети войны не могут уснуть. И, едва закрыв глаза, открывают их снова, потому что до сих пор слышат звуки падающих с неба бомб!"
